Характерник. Книга вторая. На переломе - В. Ли

Вошли в порт на трофейных судах, не дожидаясь вечера, издали, из гавани, обездвиживаю весь порт, по мере приближения захватываю крепость. Проходим спокойно к причалам, казаки на галерах бравируют на глазах пораженных осман и экипажей торговых судов, они со мной потеряли страх, идут напролом, захватывая охрану порта и суда. Вскоре подошли чайки, всем войском прошли в ворота, уничтожая застывших стражников, дальше растеклись к башням и бастионам крепости. Редкие очаги сопротивления подавлялись залповым огнем стрелков штурмовых групп, а больше просто вырезали всех осман на пути. Два дня грабили город, создалось впечатление, что казаки прихватили все, что возможно, вплоть до гвоздей и посуды. Хорошо хоть, что до убийства жителей не дошло, сопротивляющихся били нагайками, но сабли в ход не пускали, никому не хотелось терять часть добычи, в моем войске такое стало законом.

Почти также захватили крупнейший османский порт – Кефе, почти без жертв с нашей стороны, на грабеж ушло пять дней, забили добром все трофейные корабли, еще пять прибрали из торговых судов в порту. Дальше мы не пошли, другие города и порты не столь богаты, да и взятого имущества больше некуда, тяжело осевшим караваном пошли в обратный путь, с нами на кораблях еще пять тысяч освобожденных рабов всех вероисповеданий и народов, возжелавших покинуть закабаливший их Крым. Шли три недели, после теплого еще моря заморозки в родных краях почувствовали ощутимо, но внутренне грела мысль о скором прибытии домой. В начале декабря пришли в Сечь, разгрузились, отпустили освобожденных рабов, треть из них осела в наших краях, часть вступили в казачье воинство. После раздачи дувана казакам и сдачи войскового имущества и трофеев в скарбницу взял длительный отпуск, почти до самой весны.

Большую часть времени лекарствовал, каждый день принимал дюжину и более больных и увечных, постепенно, со временем я научился восстанавливать некоторые нарушенные функции рук и ног, слуха и зрения, внутренних органов. Конечно, отращивать оторванную конечность я не мог, но снимать паралич или боли при ходьбе и других движениях, возвращать слух и зрение зачастую получалось, они в большей части происходили из-за ущемления и повреждений нейронных связей и нервной системы. С ними я справился после внимательного изучения ауры больных, отклонения ее картины в пострадавших участках от нормального фона. Аккуратными, осторожными действиями соединял поврежденные нейронные цепи, локализовывал пораженные нервные узлы и каналы, а после восстанавливал здоровую структуру. Шаг за шагом, от одного больного к другому мне все лучше давались тонкие операции с со сложнейшей системой в человеческом организме без всяких хирургических инструментов, только энергетическим полем.

О чудесном исцелителе, возвращающим способность двигаться или видеть, пошел слух по свету, ко мне повалили страждущие со всех малоросских земель, от Подолья до Черниговщины, с Молдавии и Галиции, русских воеводств – Белгородского, Курского или Орловского, даже с Поволжья. Наших хат для их размещения не хватило, они поселились в окрестных хуторах и слободе. Чтобы ускорить прием больных и рассеять ненужные надежды, ежедневно утром проводил первичный осмотр прибывших, отсеивал из них пациентов с патологическим разрушением тканей и органов, отправлял обратно, с такими увечьями я бессилен помочь. Остальным назначал день приема и старался вложиться в установленный график, иногда трудился до поздней ночи.

К своему удивлению, особой усталости от тонкой напряженной работы на протяжении многих часов я не чувствовал, только легкое утомление, запасы моей энергии казались неисчерпаемыми. В такой своей форме видел опять же божье предписание, помочь всем людям, нуждающихся в моем лечении. Большим подспорьем стала помощь моих жен, ухаживали за больными, ожидающими приема, убирались в лечебном кабинете и лазарете для выздоравливающих, сами проводили перевязки, готовили настои из трав и корней. Правда, от Кати и Насти помощь невеликая, обе опять на сносях, как будто сговорились, почти одинаковый срок, в мае должны родить. Старшие взяли на себя самые трудные хлопоты, особенно Мария, ассистирует мне в приеме обычных больных, многое уже может, сама почти лекарь.

По дому и хозяйству посильную работу тянут дети, от старших – Андрея, ему исполнилось шестнадцать лет, весной просится в Сечь, и Даши, двумя годами младше, до малышни, дети в казацких семьях приучаются к труду с малых лет, наши не исключение. Все работают с удовольствием, никого принуждать не надо, вообще в нашей большой семье сложилась дружная атмосфера, все стараются помочь друг другу. Так в трудах и хлопотах встретили Рождество, я вновь провел детям елку с дедом Морозом, хороводом, песнями и призами. На Масленицу покатались на санях, ледяной горке, в слободе побывали на ярмарке и потешном балагане, старшие сыновья приняли участие в скачках и взятии снежного городка с призом на высоком столбе. Я им дал своих коней, Андрей среди ровесников стал третьим, а тринадцатилетний Максим даже вторым, получили свои первые награды, дома их мы все вместе отпраздновали.

В марте вернулся к сечевым делам, надо готовиться к новому походу, Сирко еще осенью предложил идти в Крым на северную его часть. За три года после предыдущего ограбления там уже должны нарастить жирок, пора снова пошукать татар. Выход намечен на начало апреля, пойдем с обозом и полевой артиллерией, надо еще их снарядить и подготовить. Тем и занялся, не раз пришлось съездить в скрабницу, пока там собрали все нужное. В последних числах марта в Сечь приехал кошевой и сразу отправил нарочного ко мне, я незамедлительно прибыл на его зов к нему домой. С последней встречи он заметно сдал, даже в движениях чувствовалась слабость и замедленность. После приветствий пригласил за стол, сам тоже грузно присел на лавку а потом, вздохнув, проговорил:

– Иван, принимай на себя бразды, ухожу я.

Не сразу понял его, переспросил: Иван Дмитриевич, о чем Вы? Куда уходите, какие бразды?

Еще раз вздохнув, Сирко разъяснил мне:

– Будем на круге решать, кто будет кошевым атаманом. Сам я уже больше не могу, сил нет, пора мне на покой. Буду у себя в Грушовке пчел разводить, заведу пасеку. Хочу тебя предложить, думаю, казаки согласятся, да и некому больше, никто не может сравниться в воинском деле и походах, даже господь благоволит к тебе.

Я в общем готов был перенять атаманство у Сирко, но не ожидал так скоро, предполагал еще год-другой поработать с ним, набраться от многомудрого и хитрого кошевого опыта правления своенравным и разбойным воинством, ведения немалого сечевого хозяйства, но вижу, ему действительно трудно. Явных признаков болезни в Сирко не замечаю, по-видимому, общая усталость, рад переложить немалый груз на мои плечи. Не стал уговаривать своего учителя, считал и до сих пор считаю старого атамана им, согласился, но казаки сами должны решить с выбором, так и заявил ему. Он лишь усмехнулся, какие могут быть сомнения?

На собравшемся перед походом круге Сирко после приветствия воинства сразу начал речь о невозможности своего дальнейшего атаманства и тут же предложил избрать меня, заявил, что с чистой душой может уйти на покой, передав дела кошевые в такие верные руки. Казаки выслушали своего уже бывшего атамана молча, никто не выразил несогласия. После, когда Сирко завершил свое выступление, еще минуту стояла тишину, неожиданный для многих поворот с высшим своим руководителем, а потом один за другим брали слово старые казаки, старшина, от души благодарили старого атамана за многолетнюю заботу о запорожском воинстве, каждый из них согласился выбрать меня новым кошевым атаманом, высказали немало добрых слов в мой адрес. После кошевой, собрав свои силы, зычным голосом подвел итог выступлений:

Братья казаки, согласны ли вы выбрать кошевым атаманом славного казака и воителя Свирькова Ивана Лукьяновича?

Тут же раздался на весь круг дружный ответ: – Согласны!

Кошевой медленно, торжественно повернулся ко мне, все также громко, на весь круг, продолжил:

– Иван Лукьянович, запорожское воинство выбирает тебя кошевым атаманом! Прими атаманские клейноды!

Поднял высоко правую руку с атаманской булавой, отделанной ценными камнями, несколько секунд подержал над головой, а потом вручил мне, после передал личную хоругвь, войсковое знамя из рук хорунжего, печать. Я также торжественно принял регалии атаманской власти, обратился с речью к казакам, поблагодарил их и Сирко за великую честь, поклялся приложить все силы на процветание и возвеличение воинского братства. После указал, что дальше будет идти уже принятым чередом, сейчас у нас первым делом поход в Крым на извечного врага, разъяснил особенности и условия его проведения, дал три дня на подготовку личного снаряжения и коней, ответил на вопросы казаков и распустил круг. В канцелярии весь день принимал от Сирко документы и другие дела в присутствии войсковых судьи и писаря, после он сдал мне дом кошевого, уже под вечер, тепло распрощавшись со мной и казаками, пришедшими проводить его, отбыл с почетным сопровождением в свое село Грушовка за десяток верст.